Недавно стало известно о том, что самый высокопоставленный Covid-диссидент в Русской православной церкви госпитализирован с коронавирусом. Протоиерей Димитрий Смирнов, начальник целого синодального отдела при патриархии, в течение февраля и марта призывал верующих посещать службы в церквях, даже если этому будут пытаться препятствовать светские власти.
Но несколько недель назад и он признал серьезность коронавируса. Для этого понадобился указ патриарха и то, что несколько десятков его знакомых батюшек попали в больницы с тяжелой формой Covid-19, а несколько даже умерли. В итоге, правда, протоиерей признал, что был не прав, что меры предосторожности принимать надо, а службы в храмах прекращать. Но потом и сам оказался в больнице.
Смирнова сложно назвать догматиком. Его взгляды лежат между православным фундаментализмом и толстым троллингом. Он известен яркими высказываниями, которые будто бы чревовещают из него не самые продвинутые деятели Средних веков.
Он может уверенно рассуждать о том, что мирянам необходимо жить в аскезе, и в то же время не скрывает: для него прихожане — прежде всего источник заработка и обновления собственного автопарка. Это выдавало в нем рассудительность — по крайней мере, когда стали валиться с ног его знакомые, он сумел здраво оценить степень риска.
Однако большинство православных Covid-диссидентов — это люди убежденные. Они верят в грядущее наступление судного дня и сопротивляются антихристу, который порабощает человечество с помощью цифровых технологий (что, впрочем, не мешает этим людям распространять свое учение в интернете и пользоваться соцсетями в телефоне).
Одним из таких идейных центров стала Троице-Сергиева лавра. Ее наместник не смел ослушаться указа патриарха о необходимости принять максимально возможные меры гигиены. Если, правда, можно назвать максимальной мерой протирание бумажной салфеткой ложки, из которой верующие один за другим глотают вино в Пасху, чтобы причаститься. Не говоря уже о том, что сами пасхальные службы не были отменены.
Но даже символические меры гигиены лавра отказалась соблюдать. Оказалось, наместник монастыря не пользуется авторитетом у насельников: те сочли его примирение с распоряжением патриарха богохульством. Так, «ложка для причащения относится к священным сосудам, поэтому никакие протирания спиртом недопустимы». То же относилось и к кресту, который лобызают прихожане.
В итоге заболевших коронавирусом в лавре официально оказалось 37, неофициально — значительно больше. Священники и прихожане заражаются по всей России, Украине и Белоруссии так массово, что кажется, будто церкви — второй по силе очаг распространения коронавируса (после больниц, в которых до сих пор критически не хватает элементарных масок). И именно с лаврой связана пока что самая жуткая история Covid-отрицания.
Послушник лавры Дмитрий Пелипенко в апреле оказался в подмосковной больнице, где ему поставили диагноз — коронавирус. Ночью он разбил телефон, сжег свои документы и вытащил москитную сетку из окна палаты. Выпрыгнув во двор, он добежал до церкви при больнице, облился маслом из лампады и поджег себя. На следующий день он умер от ожогов.
Логику его поведения и мышления многих тысяч подобных людей объяснил диакон Андрей Кураев: «Жидомасоны-сатанисты придумали необычный вирус. Поскольку у вируса есть духовная природа со знаком минус, то и защита от него может быть только духовной. Великая несокрушимая сила церковных таинств не сработает, только если сам живет в смертных грехах. Если его защита пробита, в трещину проникает коварный вирус и самим фактом заболевания обличает в том, что человек уже погиб». Следует добавить, что послушник Пелипенко неслучайно перед самосожжением уничтожил документы и телефон — так он разорвал связь с антихристом на земле.
В самом конце XIX веке в закабеленном европейскими колонизаторами Китае произошли волнения, вошедшие в историю как «восстание ихэтуаней». Основными участниками стали измученные бедностью крестьяне, ремесленники и монахи. Они исповедовали особое мистическое учение — коктейль из разных восточных философий и религий, подкрепленный приемами рукопашного боя.
Ихэтуани верили, что безукоризненное следование учению делает их неуязвимыми для огнестрельного оружия иностранцев. Они считали, что пуля может поразить только того ихэтуаня, который нарушил волю командиров или богов. Такой отступник терял способности, а духи отворачивались от него. Боги оставили ихэтуаней через пару лет: восстание было жестоко подавлено, а европейские страны, включая Россию, поставили Китай в еще более унизительное положение.
Коронавирус — одно из увеличительных стекол, под которым становится видно, что Русская православная церковь едина только в вопросах финансовой вертикали. В вопросах веры и учения она дробится на множество течений, некоторые из которых можно назвать сектами.
В прошлый раз они ярко заявили о себе в 2017 году, когда к премьере готовилась «Матильда» — фильм о романе царя Николая II с балериной Матильдой Кшесинской. Выяснилось, что внутри РПЦ существуют десятки или сотни тысяч верующих, которые почитают Николая II почти как бога и готовы мстить, если честь царя будут порочить вмешательством в его личную жизнью (пускай императора уже сто лет нет с нами). И они ежегодно собираются огромным шествием на крестный ход в Екатеринбурге в день гибели императорской семьи, считают патриарха чуть ли не еретиком и панически боятся вакцин. Тогда собирались подписи под петициями против фильма, активной царебожницей оказалась депутат Госдумы Наталья Поклонская, а один из религиозных фанатиков пытался взорвать кинотеатр в Екатеринбурге, врезавшись в него машиной, загруженной баллонами с газом. Машина загорелась, но не взорвалась.
В тот всплеск останавливали правоохранительные органы, ведя с духовниками царебожников профилактические беседы. Теперь даже полиция и ФСБ вряд ли способны повлиять на ситуацию. Одно дело — запретить причинять членовредительство из-за царя. Другое дело — запретить веровать и исполнять ритуалы людям, для которых эти ритуалы и верования — самое главное, что есть в жизни.
В конце концов, когда ихэтуань перестает беспрекословно следовать учению, он моментально погибает. Даже если в его теле до сих теплится биологическая жизнь.