Умер Михаил Михайлович Жванецкий. Герой другого времени, он ушел из жизни в эпоху, когда кумирами нового поколения, что хорошо видно по интервью Юрия Дудя и просмотрам на YouTube, снова стали писатели-сатирики – теперь их зовут стендап-комиками, на западный манер. Так что король юмора мертв, но да здравствуют следующие короли; и ответ на вопрос самого популярного сейчас шоу в русском YouTube – «что было дальше?» – уже известен. Дальше было то же самое, под новой вывеской, но то же самое. Вот уже почти двести лет отечественный юмор, пусть и циклично, переживает это колесо перерождений.
Римляне завещали нам говорить о покойных или хорошо, или ничего. А мы, пожалуй, с вами лучше поговорим о другой стороне юмора. Ведь в шутке всегда есть тот, кто ее шутит, а есть тот, кто над нею смеется. То есть мы с вами.
Любые обобщения о «менталитете», разумеется, носят условный характер, и многие из них давно стали набившими оскомину клише вроде пунктуальности немцев или куртуазности французов. Но в том, что касается наших соотечественников en masse и юмора, есть одна черта, о которой как-то не принято вспоминать, хотя, если ее проговорить вслух, с нею, если честно, не просто не согласиться.
Вопреки тому, что многие поколения наших школьников увещевают словами гоголевского городничего: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» – все равно каждый у нас знает (по меньшей мере в душе своей), что смеется он над кем угодно, но только не над самим собой. Над потешным Михал Михалычем Жванецким с его потертым портфелем и кипою чуть смятых бумаг, над новыми парнями и девчонками из стендапа, над зарисовками Тэффи или Зощенко, над Щедриным или тем же Гоголем. Но не над собой. Только не над собой. Никогда и ни за что не над собой.
В этом смысле наши соотечественники последовательны, надо отдать должное: смеяться над собой они не позволяют не только себе, но и запрещают также всем прочим – и своим, и чужим. Особенно, конечно, чужим: всем гнусным зарубежным клевретам надо всем, что нам свято и дорого (читай: над нами самими). Это всегда вызывало и вызывает самый праведный гнев, не нуждающийся в подпитке казенных пропагандистов.
Но и своим, давайте признаем, нельзя. Сатирику в России при жизни всегда приходилось и приходится ощупочкой идти по весьма тонкому канату. Шаг влево, шаг вправо – провал. Или, как на этот счет замечал популярный рэпер Фейс: «Пошутил не так, и ты попал в blacklist».
В этом смысле всегда проще быть покойным классиком, в разряд которых перешел теперь и Жванецкий. Бичевать тупорылых чиновников времен Николая Палкина или бюрократов времен Брежнева? Да ради бога! Можно даже еще школьников заставить страдать по этому поводу и писать соответствующие сочинения, которые должны непременно соотноситься с методичками министерства. Вот про современных чиновников, пожалуй, не стоит.
Словом, если вы решили подвизаться на стезе юмора в нашем Отечестве, правительство непременно попытается сделать вам биографию. А там уж как получится, если из вас не выйдет Хармс, то, возможно, выйдет Аверченко.
Но это еще не все. С другой стороны на вас станет косо смотреть сам народ, тот самый русский народ. Да, безусловно, он хочет посмеяться. И в смехе он находит анальгетик для души. Особенно в непростые времена, а времена в России, как известно, всегда непростые.
Но не дай вам бог посмеяться над ними и поднести к их лицам зеркало, вы будете мгновенно ошельмованы и подвергнуты остракизму. Тонкость этого льда состоит в том, что надо как бы шутить про других – так, чтобы каждый понимал, что это не про него конкретно, хотя ему, конечно, эта комичная (или чаще трагикомичная) ситуация знакома.
А еще лучше при этом, чтобы ни у кого – ни у властей, ни у людей – не было сомнений в том, что этот юморист – лишь площадной скоморох и печальный клоун, готовый смеяться без устали над собой. Смеяться, смеяться, смеяться. Быть смешным и не бояться этого, даже гордиться этим.
У японцев есть бусидо, путь воина, а у русских есть путь юмора. Состоит он в редком для наших ландшафтов даре самоиронии, которую человек являет обществу как редкий дар, как Данко – свое сердце. Не всякий проходит этот путь, многие срываются с этого каната в пучину, как Гоголь с его мессианством или Чехов с его экзистенциальной тоской. Но Михаил Михайлович Жванецкий, кажется, один из немногих прошел это русское бусидо до самого конца.