Если вынести за скобки все глобальные неприятности уходящего года, связанные, прежде всего, с пандемией коронавируса, и посмотреть повнимательнее на политику внутри нашей страны, можно найти немало интересного в пору, когда мания смены календарей всех подталкивает неизбежно подводить итоги.
Да даже, будем откровенны, речь не о политике — политики в России после 2010-х гг. почти не осталось, — сколько о самой жизни, данной нам в ощущениях, о наших чувствах, мыслях и переживаниях.
Как известно, тысячелетия инженерной мысли развили такую науку, как «сопромат», — политологи и социологии вспоминают ее редко, а зря! Суть ее сводится к тому, что любое, даже самое прочное вещество, если на него слишком сильно давить, может сломаться.
В народе это называется перегнуть палку — и, кажется, именно это и произошло в 2020 г. Точнее: начало происходить. Еще точнее: мы начали это осознавать.
В какой-то момент в середине 2020 г., когда поправки в Конституцию были приняты, показалось, что наступил окончательный разгром гражданского общества в России, что полностью растоптаны надежды на относительно скорый выход из нового застоя, в котором застряли. Вкупе с самоизоляцией и экономическими трудностями это удвоило для деятельной части российского общества депрессивный эффект.
Просто говоря, возникло ощущение, что «они» могут делать с «нами», что захотят, — и «мы» никак не можем этому помешать; «мы» перестали удивляться, перестали сопротивляться, перестали делать что-либо вообще, кроме базового выживания.
И буквально через несколько недель все начало меняться. Сначала неожиданно для всех и почти синхронно вспыхнули Хабаровск и Белоруссия, подарив почти забытые чувства надежды и восхищения, — и хоть не победили, но не погасли и по сей день.
Затем отравление Алексея Навального, его транспортировка в клинику «Шарите» в Германии, возвращение из комы, постепенная реабилитация — и совместные с журналистами и активистами расследования собственного убийства. Эти расследования не просто набрали десятки миллионов просмотров на YouTube за короткий срок, они словно вывели российское общество из долгой спячки.
Очень долго до этого казалось, что никакие расследования не могут добраться до струн народной души, если так можно выразиться. Все лишь пожимали плечами: ну украли миллиард денег, чего такого-то, мол, нашли чем удивить. Теперь же никто не пожимал плечами, а некоторые даже подбирали челюсть с пола.
Или возьмем, например, недавний приговор Юлии Галяминой, московскому муниципальному депутату. Ей, напомню, дали два года условно по «дадинской» статье, при этом всем, и оппозиции, и лоялистам, было понятно, что делается это для того, чтобы она не смогла принять участие в выборах в Думу.
Приговор этот, пусть смягченный «условностью», вызвал скорее глухое раздражение. Если в последние годы сложился терпеливый консенсус, что условное наказание в позднепутинской России — почти оправдание и условным срокам публика действительно радовалась, теперь это так больше не работает.
Осознание происходящей вопиющей несправедливости перевешивает, а значит, архитекторы всех этих репрессий и репрессивных законов (к Новому году их приняли еще дополнительную «пачку») совершенно забывают про сопромат, а материал-то, кажется, устал.
