Девять погибших, семеро — дети, две — учительницы. Более 20 человек пострадали. Начало рабочей недели после майских праздников встретило россиян трагедией в Казани: судя по опубликованному видео допроса, находящийся не в себе 19-летний молодой человек устроил стрельбу в родной гимназии. Прежде такие страшные новости приходили в основном из США, но вот уже несколько лет подобные теракты повторяются и в России: в Москве, Брянске, Находке, Керчи, Ивантеевке. В чем причина кровавой серии? Недостаточно охраны в учебных заведениях? Преступники легко получают оружие, а лицензирование слишком формально? Смакование трагедий в СМИ приводит к появлению подражателей?
Ответ — всё вместе. Что делать дальше — вопрос открытый.
Достаточно ли охраны
19-летний Ильназ Галявиев шел в родную школу не скрываясь — с дробовиком в руке и в черной маске. По дороге его никто не остановил. Стрелять Галявиев начал еще на улице — на звуки выстрелов, пишет Baza, выбежал сотрудник школы Мулланур Мустафин, стрелок его ранил. Вахтерша в школе тоже была — она успела спрятаться под стол и нажать «тревожную кнопку». Власти города сообщают, что женщина ранена.
Депутат Госдумы и советник главы Росгвардии Александр Хинштейн констатировал, что в казанской гимназии № 175 охраны не было. Пресс-служба мэрии Казани со ссылкой на заместителя директора школы № 175 Галину Ухванову объяснила, что частное охранное предприятие работало в учебном заведении три года назад. «В этом и прошлом учебном годах деньги на охрану с родителей не собирали. В штате гимназии работает вахтерша, муниципалитет установил тревожную кнопку. ЧОП работал в гимназии около трех лет назад», — вспоминает Ухванова. После снятия ковидных ограничений руководство не стало заключать новый контракт с ЧОП из-за повышения стоимости услуг с 40 000 руб. до 47 000 руб.
Руководитель екатеринбургского центра «Трансперенси интернешнл — Россия» Екатерина Петрова сообщила, что денег на охрану казанских школ в бюджете в принципе не предусмотрено. Судя по сайту госзакупок, говорит она, такой контракт был размещен только для местной школы олимпийского резерва. VTimes нужных контрактов обнаружить тоже не удалось. «У казанской школы, в которой сегодня произошли трагические события, с 2011 г. не было ни одного контракта на охрану. Это значит, что денег на охрану казанских школ в бюджете не предусмотрено в принципе. Деньги везде собирают с родителей и, скорее всего, заключают обычные договора. На каких условиях и что именно должны охранять такие ЧОПы (имущество школы от школьников или детей от террористов?) никто не узнает, зато денежки несите исправно», — заметила Петрова.
Институт образования Высшей школы экономики каждый год исследует данные о системах безопасности в школах, пишет в официальной группе учреждения ведущий эксперт Центра общего и дополнительного образования им. А. А. Пинского Сергей Заир-Бек. В большинстве российских школ есть наружные ограждения и решетки на окнах. Нужны ли они — вопрос спорный: Заир-Бек вспоминает видеозаписи, на которых с верхних этажей школьных зданий выпадают дети, а значит, решетки часто перекрывают возможности более безопасной эвакуации, особенно когда эвакуационные выходы закрыты и в момент тревоги не открываются. Тревожная кнопка, продолжает он, есть в двух третях школ, система видеонаблюдения — в 60% школ. «Нельзя говорить, будто школы не готовы к таким чрезвычайным ситуациям технически. Однако случаи пожаров или нападений, как в случае с казанской школой, показывают, что даже наличие этих мер не может на 100% предотвратить трагедию», — пишет эксперт.
Бывший депутат Госдумы и в прошлом владелец объединения структур безопасности ЧОП Геннадий Гудков объясняет, как нужно защищать школы: «Единственный способ поставить профессиональную охрану, обеспечить тревожными кнопками, системой реагирования, камерами и прочим — выделить бюджетные деньги. Сейчас, за исключением, может быть, Москвы, бюджет на это просто мизерный. Позволяет в лучшем случае содержать вахтерш, сторожей и консьержей. Это тоже полезно, но больше защищает от краж в гардеробах и мелких потасовок во дворе школы. Если где-то и есть охрана, то на деньги, которые собираются родителями в школах», — сказал VTimes Гудков.
Бывший депутат подчеркивает, что все равно все это лечение симптома, а не проблемы в целом. «Сегодня мы решим проблему со школами, а завтра смогут расстрелять детский сад, спортивную школу, клуб по интересам, а то и просто откроют стрельбу на остановке, в электричке или на улице. Мы с вами не можем превратить всю страну, каждый дом в осажденную крепость. Происходящее говорит о качестве, точнее его отсутствии, правоохранительной системы, о тотальной деградации профессионализма и неспособности силовиков пресекать преступления. Все силы и средства брошены на охрану режима, а не граждан», — заключает Гудков.
Какие решения предлагает власть
Ильназ Галявиев пришел в школу с турецким дробовиком Hatsan Escort, который купил абсолютно легально в конце апреля, что подтвердили в Росгвардии. Таким образом, психиатрическую экспертизу убийца прошел совсем недавно. Председатель Общественного совета при МВД Анатолий Кучерена заявил в связи с этим, что необходимо ввести персональную ответственность за выдачу медицинских справок для получения разрешения на оружие.
Точно такое же оружие было у Владислава Рослякова, который в 2018 г. убил 20 человек в колледже в Керчи. Президент Владимир Путин дал поручение главе Росгвардии Виктору Золотову срочно разработать новое положение о видах оружия, разрешенного к гражданскому обороту, «с учетом того вида стрелкового оружия, которое использовал стрелявший». Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков объяснил, что в качестве охотничьего оружия, которым пользовался нападавший, «регистрируются виды стрелкового вооружения, которые в некоторых странах используются как штурмовые винтовки».
После трагедии в Керчи Путин тоже говорил о необходимости «серьезно усилить контроль» в сфере оборота оружия. Этого не произошло. Зато, например, с лета прошлого года больше не проводятся ежегодные поверки условий хранения оружия.
Генеральный секретарь «Единой России» Андрей Турчак уже также предложил ужесточить законодательство в сфере оборота оружия и пересмотреть подходы к охране школ. Уполномоченная по правам человека Татьяна Москалькова предложила повысить минимальный возраст получения лицензии на огнестрельное оружие до 21 года (в 2018 г. она же предлагала установить минимальный возраст 25 лет).
Министр просвещения Сергей Кравцов отправил в регионы рекомендации по усилению мер безопасности в школах и детских садах. В комитете Госдумы по безопасности в очередной раз предложили привлекать к охране сотрудников Росгвардии. Многие регионы заявили о проведении внеплановых проверок систем охраны в школах и детских садах.
Заместитель председателя комиссии Общественной палаты по физической культуре и популяризации здорового образа жизни Елена Истягина-Елисеева видит два решения проблемы: «Первое — установление специальных требований к сотрудникам (физическая и психологическая подготовка, навыки рукопашного боя и т. д.) и наделение их необходимыми для поддержания порядка правами — ничего, кроме замечания и вызова полиции, охранник сегодня сделать не может, иначе рискует сам сесть на скамью подсудимых. Второе — создание специальной охранной службы при Росгвардии или МВД. В конце концов, объекты органов власти и иностранные посольства охраняют именно они».
Не обошлось и без неоднозначных инициатив, которые всегда звучат после трагедий.
Сенатор Александр Башкин выступил с предложением усилить контроль над компьютерными играми.
Член комитета Госдумы по информационной политике, информационным технологиям и связи Антон Горелкин обвинил во всем интернет (стрелок написал пост о намерениях в телеграм-канале). Горелкин предложил создать систему отслеживания в интернете слов, указывающих на преступные намерения пользователей по фразам-триггерам: «Вот стоит мне в поиске или даже в частной переписке по мессенджеру, в электронной почте, в соцсети упомянуть какой-то товар или услугу, на меня тут же начинают валиться рекламные баннеры и ссылки на эту тему. То есть коммерческий искусственный интеллект очень точно и оперативно отслеживают мои интересы и намерения. Очевидно, что необходимо создать систему, которая точно так же будет отслеживать преступные намерения и реагировать на фразы-триггеры в каналах, соцсетях, на сайтах. А потом с этой, уже отфильтрованной из сети информацией, смогут оперативно работать правоохранители и спецслужбы», — предложил он.
Дело за учителями?
На широко разошедшемся в интернете видео допроса Галявиев заявил, что недавно осознал себя «богом» и начал «всех ненавидеть». В мае 2021 г. он завел телеграм-канал, в котором писал, что «в мире не должно остаться живности, это ошибка вселенной». В этом же канале за несколько часов до стрельбы он пообещал, что «убьет огромное количество биомусора», после чего совершит самоубийство. Уже после задержания, во время первого допроса, Галявиев заявил, что летом 2020 г. в нем «начал пробуждаться монстр». Отец его сообщил, что Ильназ последнее время вел себя обычно и не высказывал негативных мыслей и настроений. Знакомые и одноклассники Галявиева описывают его как тихого и неконфликтного.
Зачастую скулшутерами становятся ученики или вчерашние выпускники, а родители выказывают удивление, когда в поведении их детей-подростков фиксируют изменения. Может ли распознать склонность к насилию, например, опытный педагог?
«Для этого нужен инструментарий, нужны соответствующие курсы и преподаватели, — объяснил VTimes учитель географии лицея „Вторая школа“, почетный работник общего образования России Леонид Перлов. — Разумеется, любой педагогический институт, независимо от будущей специальности учителя, должен давать подготовку в области возрастной и общей психологии, причем подготовку серьезную. В мое время курс возрастной и общей психологии занимал семестр, сегодня — не думаю, что намного больше. Потребность в этом есть, тем более, что психологические службы в школах резко урезали. Опытный учитель, наверное, в состоянии определить, что „что-то не так“. Но учитель и без того перегружен: что же, теперь он должен еще и психические аберрации у детей диагностировать?»
По мнению Перлова, накалу проблем способствует массовое увлечение «патриотическими настроениями»:
Это повышает градус агрессивности в обществе, создает у детей ощущение, что «страна в кольце врагов и ты лично тоже», разделяет на своих и чужих. Главный статус сегодня приобретает человек с оружием. Добро бы случай в Казани был первым, но он не первый и не десятый. Три года назад случилась керченская трагедия, и мы слышали все те же слова о «повышении», «усилении», «контроле» и так далее. За несколько лет до того — в Ивантеевке, дело обошлось топором. До этого — в Улан-Удэ, а еще раньше — в Москве, причем про московскую историю как-то уже забыли, а там ребенок с двумя ружьями прошел по улице, и никто его не задержал, вошел в школу, застрелил полицейского, учителя… Опасность не внутри школы, она снаружи. Можно хоть 20 металлоискателей поставить, стреляет не ружье, а человек.
Сегодня в педагогических вузах преподаются три вида базовой психологии — общая, возрастная и социальная, рассказала доцент кафедры психологии социальной деятельности МГПУ Юлия Челышева. «Они дают основные представления об особенностях человека, но углубленного понимания проблем детей студент после бакалавриата не получает. У него есть возможность усовершенствовать эти компетенции в магистратуре или пройти переподготовку и получить практические представления о том, что делать с потенциально опасными детьми, — поясняет Челышева. — Однако и студенты в массе своей говорят о том, что «мы пришли учиться не на психолога».
«Понимания того, что нужны углубленные знания, у них нет до тех пор, пока они не выйдут на практику и не увидят, что базовых знаний недостаточно для объяснения причин неадекватного поведения ученика. У студента сейчас в первую очередь есть запрос на то, чем он может помочь сам себе, а уже потом, через это, — детям. Подход к ребенку становится психолого-педагогическим, что уже хорошо. А плохо то, что психология перестала быть научной дисциплиной. Многие считают, что достаточно прочитать две-три статьи — и они все уже знают. К сожалению, среди учителей эта тенденция тоже наблюдается», — сетует Челышева.
Сергей Заир-Бек тоже подчеркивает проблему воспитания в школах — по его словам, «не очень налажена» работа с детьми, которые являются источниками повышенных рисков.
«Даже уже по горячим следам казанской трагедии видно, что далеко не всегда источником агрессии становятся девиантные подростки. Часто это тихие дети, у которых есть серьезные психологические травмы, переживаемые ими внутри. (Одноклассники и знакомые стрелка описывают его как тихого и скромного. — VTimes) Источником таких травм становятся конфликты со сверстниками, буллинг, жестокость учителей или родителей, — пишет Заир-Бек. — Доступность интернета и возможность приобрести оружие, а также найти единомышленников подталкивает этих детей к преступлению. И тут никакое патриотическое воспитание, спортивные игры или поездки в музеи и встречи с ветеранами не помогут. И усиление охраны само по себе тоже. Эти дети прекрасно знают, как безопасно пройти в школу, незаметно пронести оружие или взрывчатые вещества. Вооруженные и озлобленные, они идут убивать, выплескивая то, что копили месяцы и годы тихонько, незаметно для окружающих. Очень важно, чтобы в школах работала нормальная психологическая служба, которая будет не просто тестировать всех подряд, чтобы работали службы медиации, вскрывающие конфликты, ищущие решения, и чтобы шла совместная работа с родителями, комиссиями по делам несовершеннолетних, педагогами. Это намного важнее колючей проволоки, боевого оружия у охраны или смотров строя и песни, о которых уже пишут и говорят как о рецепте предотвращения трагедий в школах».