В Беловежском роддоме под рукой у Украины оказались только украинский язык, серьезная литература на нем и украинская советская государственность в том — весьма выигрышном для Украины! — виде, в каком ее, в своих — общесоюзных (т. е. имперских) — интересах, выстроила за свои 70 лет советская власть — тут тебе и Крым, и Донбасс, и Галиция с Волынью, и Северная Буковина, и Закарпатская Русь.
Что касается языковой политики, то именно при третьем президенте Украины Викторе Ющенко доля обучающихся на украинском в школах впервые превысила долю этнических украинцев в населении.
Постсоветская Украина в поисках идентичности
Тем более и тем более срочно — после повивальной клиники на Майдане в 2004 году — затребованными оказались исторические «скрепы»: по возможности широкая ретроспектива корней украинской независимости и самостоятельности! Исторические реалии тут помогали мало. Все гетманы до единого, даже самые успешные и независимо от личной симпатии к жидомору — не более чем чьи-то закордонные вассалы и марионетки, отличавшиеся друг от друга только ориентацией в геополитическом силовом треугольнике «Россия» — «Польша (Речь Посполитая)» — «Турция (Крым)». На фоне погубернского деления и строгой, в украинском случае, унитарности все эти романовские коннотации — Малорóссия, Новорóссия –– просто резали слух.
В то же время и украинская самостийность из лихолетья революции и Гражданской войны — что тебе киевская Украинская народная республика, что харьковская Украинская народная советская республика Скрыпника, что украинская Центральная рада Грушевского, что Украинская держава Скоропадского и что Директория Петлюры — в каждом своем проявлении уж слишком была несамостоятельна, эфемерна и краткотечна (так сказать, «скоропадочна»), так что всерьез и со славой опереться на них было непросто.
Но не говорить же спасибо «кацапскому» Советскому Союзу с его межславянской этнокартой, перетертой за XX век на сгибах насильственными миграциями, липовым интернационализмом и настоящими, по любви, смешанными браками!
И царская Россия, и СССР были странной империей — цельно-компактной и сухопутной, без заморских колоний. В ней были самодержавие и властная вертикаль, но не было ни четкого ареала-метрополии, ни колониальной периферии, все настолько перемешано, что на вершине пирамиды мог оказаться и немец, и грузин, и украинец. Украинский ингредиент в общесоветских властных вертикалях если и уступал русскому, то незначительно: одних только партийных иерархов с украинским бэкграундом не то каждый второй, не то каждый третий! Так что если Украина и была «оккупирована» «кацапами», то среди «оккупантов» было немеряно «хохлов», а среди оккупированных — «москалей». И, может, сама империя потому так и подзастряла на этом свете, что строилась не на заморских, а на соседских территориях.
И вот — напряженный поиск идентичности привел находящихся у власти «украинских патриотов», т. е. умеренных молодых националистов, плотно подпираемых неумеренными и старыми, к двум показавшимся им перспективными историческим «скрепам» — к страдальческому великомученичеству от вражьих козней (читай: советских, сиречь российских, читай имперских) и к героической борьбе с теми же Советами. И, соответственно, к двум историко-географическим узлам — Голодомору и Бандере.
Географическим потому, что рукотворного голода 1932–1933 годов не было на Западной Украине, а партизанского повстанчества ОУН-УПА, напротив, не было вне Западной Украины. Да и самих Мельника с Бандерой и Шухевичем ни от лукаво-гибридного коллаборационизма с немцами, ни от кровавого антиполонизма, антирусизма и антисемитизма не отмоешь, сколько ни драй. Ставка и установка на этих — по европейским критериям — крайне сомнительных персонажей была и остается заведомо битой. Но уж больно любо и дуже гарно!
Именно поэтому самые первые и высокие котировки на бирже консолидирующих национальных идей — достались не ОУН, а Голодомору!
Голодомор как скрепа и как претендент на статус геноцида
Приоритет инициации и заслуга первой серьезной, обеспеченной архивными данными разработки проблематики «раскрестьянивания» 1929–1934 и массового голода 1932–1933 годов в СССР принадлежит нескольким ученым или научным коллективам мирового класса извне Украины. Это прежде всего — еще с 1960-х годов — Виктор Петрович Данилов и его группа в широком смысле (включая Николая Ивницкого, Виктора Кондрашина, Елену Тюрину, Алексея Береловича и др.), Сергей Красильников и его группа (Наталья Аблажей и др.), Стэнли Уиткрофт плюс такие «одиночки», как Александр Бабенышев (Сергей Максудов). Данилов со товарищи и Уиткрофт опирались преимущественно на общесоюзные архивные источники, а Красильников со товарищи и Бабенышев — на региональные данные (соответственно, на западносибирские и на западно-российские, из так называемого трофейного «Смоленского архива»). Как на Украине, так и в России — под лозунгом «Слово документу!» — был опубликован колоссальный массив архивной эмпирики по Голодомору. Среди попыток обобщить весь этот материал выделяется книга Виктора Кондрашина «Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни», содержащая и отличный историографический обзор по теме.
С предисловием Глеба Павловского
Кондрашин В. В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008. С. 10–51. (Обновленная версия переиздана в 2018 г.) Были, конечно, и примитивные спекулятивные работы пресной геополитической закваски вроде книги Юрия Шевцова «Новая идеология: Голодомор», выпущенная издательством «Европа» в 2009 году — как реакция на ющенковскую политику исторической памяти. В предисловии к ней Глеб Павловский, главный редактор издательства и тогда еще первый интеллектуал Кремля, с характерным иезуитством писал: «Новая киевская идеология призвана воспитать нацию — жертву Голодомора, целью и единственным содержанием жизни которой станет месть. И имя Голодомор, жуткое, как Холокост, мифологически кодирующее подсознание, не случайно выбрано из других. Холокост — это зло, возникающее из ничего <sic!>. Из суммы обстоятельств, ни одно из которых не казалось зловещим… Бесспорно одно — тех, кто уничтожал евреев, до того десятилетиями убеждали в том, что это они являются “жертвами еврейства”. Нацист, расстреливавший киевлян в Бабьем Яру, и бандеровец, вспарывавший животы крестьянкам под Ровно, оба твердо знали, что мстят за “страшные преступления еврейства”. Идеология мнимой жертвы — мандат на будущий геноцид, втайне нацистский… И пока народы, дорогой ценой стряхнувшие прошлое, обучаются идеологиям “жертвы-мстителя”, второе пришествие зла не только возможно — оно неизбежно» (с. 5).
И только в таком отчаянно усеченном виде можно было пробовать общесоюзную трагедию выдавать за этнорегиональный — сугубо украинский — феномен, и даже за «геноцид» — пользуясь удобной гуттаперчевостью этого понятия. Наперсточничество, конечно, но тут историю от политики, как и Голодомор от Историомора, не оторвать.
Весьма любопытные предыстории и у памятования Голодомора, и у борьбы за его признание геноцидом.
Еще осенью 1933 года молебны в память об умерших от голода прошли в украинских общинах Канады, Берлина и Лемберга. Следующие по времени акции памятования прошли в Нью-Йорке в 1951, 1953 и 1973 годах, из них первые две — с участием великого польского и американского юриста-международника и российско-польского еврея Рафаэла Лемкина (1900–1959): его, выходца из местечка Безводно Гродненской губернии, первичные впечатления от еврейских погромов в родных местах и вторичные — от армянской резни в Турции, собственно, и толкнули на разработку понятия «геноцид».
Начиная с 1983 года, столицей памятования Голодомора стал канадский Эдмонтон, где был установлен первый в мире памятник жертвам Голодомора — «Разорванное кольцо жизни» — и где начали ежегодно проводить чтения памяти жертв Голодомора. Колоссальную роль сыграла вышедшая в 1986 году книга Роберта Конквеста «Жатва скорби: советская коллективизация и террор голодом», придавшая канадской любительщине долгожданные мировые солидность и реноме.
В 1993 году столица памятования Голодомора «переехала» в Киев: первый президент Украины Леонид Кравчук издал указ «О мероприятиях в связи с 60-летием Голодомора в Украине». Тогда же на Михайловской площади в Киеве был торжественно открыт памятный знак «Жертвам Голодомора 1932–1933 годов», долгое время выполнявший функции центрального места памяти жертв Голодомора. Весьма значимым стал и мемориал жертвам Голодомора в Вашингтоне, открытый 7 ноября 2015 года.
В 1998 году президент Кучма установил официальную мемориальную дату (четвертая суббота ноября) для «Дня памяти жертв Голодомора» (официальное название дня несколько раз менялось): считается, что в этот день каждый украинец должен зажечь и выставить в своем окне свечу памяти и помолчать у нее с минуту. (Украинский историк Георгий Касьянов назвал это «изобретенной традицией».)
А 28 ноября 2006 года Виктор Ющенко (р. 1954) подписал закон «О Голодоморе 1932–1933 в Украине», заменив в его тексте «геноцид украинской нации» на «геноцид украинского народа» и исключив — в самый последний момент — норму об уголовной ответственности за отрицание Голодомора. Закон вступил в силу в тот же день.
В нем всего пять статей, процитируем первые две: 1) «Голодомор 1932–1933 годов в Украине является геноцидом Украинского народа» и 2) «Публичное отрицание Голодомора 1932–1933 годов в Украине признается надругательством над памятью миллионов жертв Голодомора, унижением достоинства Украинского народа и является противоправным».
Но самое интересное даже не в этом. В преамбуле утверждалось, что «Голодомор признается актом геноцида Украинского народа как следствие умышленных действий тоталитарного репрессивного сталинского режима, направленных на массовое уничтожение части украинского и других народов бывшего СССР».
Из первой же статьи эти «другие народы» выпали. Насколько принципиален этот нюанс, можно не объяснять.
Именно при президенте Ющенко Украина впервые официально стала настаивать на таргетированной украинофобии Кремля и, стало быть, на эксплицитно украинском Голодоморе.
14 ноября 2007 года, выступая в израильском Кнессете, В. Ющенко призвал Израиль признать Голодомор актом геноцида, на что парламентарии деликатно, но выразительно промолчали. Трагедия — да, геноцид украинцев или Украины — нет, ибо (снова вспомню историка Касьянова) уничтожалось полиэтническое крестьянство, и не в пределах Украины, а в гораздо более широком ареале.
А настаивание на Голодоморе как на этнотерриториальном геноциде — это уже Историомор. Или, как писал Георгий Касьянов:
Трактовка Голодомора как геноцида именно этнических украинцев — это политическая интерпретация исторического события, лишь частично соотносящаяся с тем, что можно назвать исторической реальностью. И те, кто стоит на этой позиции, просто интерпретируют факты в угоду политической целесообразности.
Ни ООН, ни ПАСЕ, ни ЮНЕСКО не признают Голодомор геноцидом украинского народа, но более двух десятков субъектов международного права тем не менее признали, в том числе Германия и Евросоюз — в ноябре и декабре 2022 года, а Франция — в марте 2023 года! Эти признания смотрятся как политические жесты солидарности с украинским народом, но от этого не перестают быть исторически некорректными.
В Украине же интерес к величанию геноцидом жестко привязан к Голодомору и только к нему. Согласно распоряжению кабинета министров Украины от 22 апреля 2009 года, в Киеве был создан государственный музей — «Мемориал жертв голодоморов в Украине». 12 июля 2010 года в Киеве открылся «Мемориал памяти жертв Голодомора в Украине». А 8 августа 2019 года, в соответствии с решением министерства культуры Украины, название музея было изменено еще раз и на следующее: «Национальный музей Голодомора-геноцида». На сегодня он существует в виде «Свечи памяти» (памятника), но собственно музейного здания до сих пор нет.
В постсоветской России — в исторически корректном контексте общесоюзной катастрофы — никаких федеральных коммеморативных шагов или инициатив вроде создания, например, Музея раскрестьянивания или хотя бы памятника его жертвам, не возникло. Единственное исключение — крошечная экспозиция в селе Топлын Мало-Сердобского района Пензенской области (сообщено историком и депутатом Виктором Кондрашиным).
Геноцид как термин раздора и как девальвированное понятие
В 1943 году термин «геноцид» впервые был введен Лемкиным в политико-юридический оборот. Официальный статус термин получил в ООН в 1948 году — в Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Он обозначал преступные действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую, причем следующими путями: а) убийство членов этой группы, б) причинение тяжкого вреда их здоровью, в) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в такой группе, г) принудительная передача детей и д) предумышленное создание жизненных условий, рассчитанных на полное или частичное физическое уничтожение этой группы.
Самая первая редакция конвенции ориентировались на куда более широкий круг объектов геноцида и включала в себя и политические убийства, и социальные репрессии. Однако СССР и некоторые другие страны воспротивились и отказались считать действия, направленные против групп, идентифицированных по политическим или социальным признакам, геноцидом. Поэтому эти группы, или страты, из конвенции были исключены.
Иными словами, с самого начала термин геноцид был исторически заужен и политически инструментализирован. Его и без того широкое, да что там: широчайшее! — употребление стало следствием значимости и распространенности самого явления и крайнего понятийного дефицита на стыке истории и юриспруденции.
Вопреки своей естественной лингвистической широте — уничтожение генофондов различных контингентов (а отнюдь не только этнических, расовых и конфессиональных) — термин «геноцид» в научно-практическом контексте получил существенно более узкую сферу применения.
(В свое время для восполнения семантического дефицита, образовавшегося при упомянутом сужении действенности термина «геноцид», я предложил пользоваться термином «стратоцид» — и, соответственно, «стратоцидальность» — как сочетающим в себе необходимую широту с достаточной ясностью. Сам по себе термин уже существует, но его трактовка ничем не противоречит нашей, увязанной с семантическими дефицитами термина «геноцид». Хочется надеяться, что термин «стратоцид» приживется: «геноцид», или, что точнее, «этноцид», являются его частными случаями.)
Еще раз напомню, что дефиниция ООН допускает геноцидальность даже в намерении — намерении уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую. Дьявол кроется в деталях, и тут такой деталью является определение «полностью или частично», начисто лишающая интересующие нас понятия какой бы то ни было конкретности и создающая возможность для понятийных девальваций и политических спекуляций: ведь любая, хоть единично-индивидуальная, репрессия в таком случае может быть преподнесена как акт геноцида. Самым правильным был бы конвенциональный отказ от этого «частично» в аналитических процедурах и практических действиях. Очевидно, что именно в слове «полностью», т. е. в тотальности, и содержится принципиальное ядро обсуждаемых здесь понятий.
Еврейский геноцид — Холокост — общепризнан и неоспорим потому, что Гитлер и иже с ним вознамерились уничтожить не одного-двух или нескольких евреев из своих личных судеб, а именно всех — всех евреев до одного! А коли так, то остается лишь справиться у расологов: мишлингов-половинок — убиваем или не трогаем? евреев по религии, а не по расе, например горских евреев или караимов, — убиваем или не трогаем? А как только наука ответит и рамки контингента жертв станут ясны и понятны, тогда уж, майне херрен, битте! Засучивайте рукава и приступайте: всем взводить курки или вбрасывать «Циклон Б»! Так вот и недосчиталось мировое еврейство за четыре геноцидальных года примерно трети, а европейское — половины неполноценной своей популяции!..
Гораздо труднее ассоциировать с геноцидом такие репрессии, целеполаганием которых ни летальность, ни тотальность не являются. Даже такое сталинское государственное изуверство, как Голодомор, с историко-географической точки зрения не выдерживает «претензии» на геноцид украинцев или населения в пределах УССР периода коллективизации — в силу политизированного искажения своей целевой группы. Не являются геноцидом и такие бесчеловечные, но не летальные репрессии, как советские депортации, даже тотальные, коль скоро их целью не была ликвидация депортируемых. Но ими, безусловно, являются депортации турками армян в 1915 году и депортации немцами евреев в 1941–1943 годах, коль скоро они являлись составными частями Холокоста и армянской резни.
Тем не менее семантика геноцида в интерпретации ООН достаточно широка, чтобы оставлять простор для весьма свободной и широкой своей интерпретации.
Геноцид не то советского, не то русского народа
В последнее время на понятие «геноцид» запала и Российская Федерация. Здесь историческая площадка пересекается с Холокостом: это Великая Отечественная война 1941–1945 годов, а субъектом, как и в случае Холокоста, является Третий рейх вкупе с союзниками и коллаборантами, а вот геноцидальную объектность решили приписать «советскому народу», т. е. никогда и нигде, кроме пропагандистской метавселенной, не существовавшему симулякру. (Исхожу из того, что факта хождения идентифицирующих ярлыков типа «советский человек», «советские люди» или даже «советское общество» недостаточно для формирования так называемой «исторической общности „советский народ“», каковая не возникает автоматически по признаку принадлежности к гражданству СССР.)
Континуитет российского правопреемства по отношению к СССР ограничивался важнейшими международными договорами и зарубежным имуществом, активами и пассивами (долгами). Но он ни в коей мере не распространялся на население бывшего Советского Союза — ни в целом, ни в границах РСФСР.
Оформление претензий на «геноцид советского народа» — одна из заметных примет 2022–2023 годов. (Термин — в контексте симулякра «советский народ» — всплывал и раньше, например: Першина Т. С. Фашистский геноцид на Украине, 1941–1944. Киев: Наукова думка, 1985.).
Сам по себе запрос — чисто историоморный, то есть идеологический: закрепление госмонополии на прошлое и реставрация государственного единства, а ля СССР — в надежде, что из единства каким-то чудом возродится и сверхдержавная мощь СССР. Ну еще и своеобразная «зависть» к евреям: обогащение дискурса страны-победительницы дискурсом и субъектностью народа-жертвы.
Рядом с обкатанной еще Шафаревичем «русофобией» замелькал необъезженный еще «русоцид», то есть сакральный «…геноцид русских в XX–XXI веках. Этот геноцид сегодня всё чаще называют Плахой. В каком-то смысле это аналог еврейской катастрофы — Холокоста — но, конечно, есть много отличий. Например, еврейская катастрофа уже завершилась, а русская продолжается на тех территориях, где запущена программа дерусификации и национальных чисток». Ничтоже сумняшеся, со страниц официозной «Парламентской газеты» все это вещал Александр Щипков — советник председателя Госдумы РФ.
А бесстрашный Зиновьевский клуб, мало отличимый от соловьевского, 23 апреля 2022 года проводил заседание на тему «Почему Россия права. Русофобия как новый холокост». Главный спикер, благообразный член Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ, профессор Леонид Поляков, бесстыдно сколачивал эту самую «Плаху» из любых подручных средств: в ход пошли и мессианство Бердяева, и кэнселлинг Большого Русского Гетто, то есть гнобимой Западом русской диаспоры (включая конфискацию зарубежной собственности у бедных российских чиновников и олигархов), и новая метафорика Марка Цукерберга и Славоя Жижека, и трагедия в Одессе 2 мая 2014 года.
Кампания «Без срока давности» — сборники, суды, заявление Думы
Что касается «геноцида советского народа», то тут «эмпирической базой» послужили материалы 23 томов региональных сборников «Без срока давности», выпущенных единовременно в конце 2020 года к 75-летию начала Нюрнбергского трибунала. Они содержали как широко известные, так и специально рассекреченные (спрашивается: почему только сейчас?) документы из архивных фондов ФСБ, впрочем, не добавляющие принципиально ничего нового к тем источникам, что были рассекречены в начале 1990-х годов.
Военные преступления, в том числе и рандомные бомбардировки и обстрелы гражданских объектов дальнобойной артиллерией, — это военные преступления: «претендентами» на геноцид они по определению являться не могут. «Претендентов» формирует прежде всего контакт оккупационной власти с мирным населением оккупированных территорий. Наиболее яркие эпизоды зверств оккупантов связаны, как правило, именно с Холокостом, с советскими военнопленными, в особенности с комиссарами и евреями из их числа, а также с пациентами психиатрических больниц. Кроме того, акцент делался на массовый угон мирного местного населения определенных возрастов в Германию, т. е. на депортацию: но и это на геноцид не тянет, да и сама смертность среди угнанных была даже ниже, чем смертность депортированных во время войны внутри СССР этносов — так называемых «наказанных народов». (Полян П. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР / Послесловие А.Вишневского. М.: О.Г.И. — Мемориал, 2001. 326 с.; Сталинские депортации. 1928–1953. Документы / Сост.: Н. Л. Поболь, П. М. Полян. М.: Материк — Фонд «Демократия», 2005. 904 с.)
Первый из серии региональных судебных процессов в России по признанию преступлений (зверств) немецко-фашистских оккупантов и их пособников против мирного населения и военнопленных в годы Великой Отечественной войны геноцидом состоялся 14–27 октября 2020 года в городе Сольцы Новгородской области. Он был посвящен небольшой деревне Жестяная Горка Батецкого района на правом берегу Луги, где на протяжении двух лет дислоцировались сначала айнзатцкоманда 1, а затем карательный отряд ГФП при штабе 38-го армейского корпуса под командованием генерала артиллерии К. Герцога, проводившие здесь же, в полукилометре от деревни (в урочище Марьина Роща) систематические расстрелы около трех тысяч человек — враждебных элементов из числа мирного населения и окруженцев, свозимых сюда с территории Новгородского и еще нескольких районов области.
Второй такой же процесс прошел во Пскове и закончился 28 июля 2021 года. Третий состоялся 3–10 февраля 2022 года в Ростове-на-Дону — городе, в котором немецкие антисемиты-нацисты устроили свой «Бабий Яр» в Змиевой Балке, а современные антисемиты отказались признать национальность расстрелянных жертв и потребовали от еврейской общины неопровержимых доказательств. (sic!)
Четвертым по дате завершения — 25 июля 2022 года — был процесс в Краснодаре, начатый еще в 1972 году и возобновленный в декабре 2020 года.
Еще пять аналогичных процессов начались и закончились в 2022 году уже после 24 февраля — в Орле (22 апреля), в Белгороде (21 июня), в Симферополе (27 июня), в Брянске (14 июля) и в Санкт-Петербурге — дважды (10 октября — по области и 20 октября — по городу: блокада Ленинграда). В самом конце 2022 года аналогичный шестой процесс стартовал и 20 января 2023 года закончился — с тем же, разумеется, предсказуемым результатом — в Ставрополе.
Все эти 11 процессов были инициированы сверху — самим российским государством в лице его Генпрокуратуры. И процедурно, и юридически они производили странное впечатление: в сущности, речь шла о практически механической переквалификации хорошо известных зверств оккупантов в «областные геноциды».
Между прочим, в этом отношении Россия даже несколько «отстает» от Белоруссии, где, начиная аж с 5 января 2022 года, действует закон № 146-З «О геноциде белорусского народа», причем под белорусским народом понимаются не белорусы, а все те, кто проживал в Белорусской ССР в годы войны. То есть фрагмент все того же химерического симулякра — «советского народа», от имени которого хотели бы заговорить и в РФ.
По такой модели можно говорить о геноциде туркмен или любой другой нации, титульной для советских союзных республик. Что касается самой Беларуси, то здесь еще в марте 2007 года белорусские нацболы потребовали у Германии признать геноцид белорусов и провозгласить 22 марта (день уничтожения жителей Хатыни) днем памяти геноцида аж всех славян!
Свою политическую цель ростовские юристы формулировали так: признание факта геноцида в годы Великой Отечественной позволит узаконить требование России не допускать героизации нацизма и пересмотра итогов Второй мировой войны.
На самом деле результатом этой кампании стало систематическое искажение понятия «геноцид» — в угоду расширения его контингентной базы за счет недобросовестного инеправомерного растворения в ней двух подлинных и общепризнанных геноцидов — еврейского и цыганского. Получается, что этими категориями жертв — евреями и цыганами — в России просто бесстыдно попользовались как временными ситуативными «союзниками», призванными послужить элементами упрощенных геополитических пропагандистских концепций.
Очевидным венцом всей кампании стало заявление Госдумы РФ «О геноциде народов Советского Союза Германией и ее пособниками (sic!) в ходе Великой Отечественной войны 1941–1945 годов», принятое 23 марта 2023 года единогласно. Его инициаторы, председатели Комитета по международным делам Леонид Слуцкий и Комитета по обороне Андрей Картаполов, откликнувшиеся на горячий призыв не названных им историков, настаивали на том, что в отношении советских граждан было совершено преступление, аналогичное Холокосту и геноциду армян в 1915 году, и западные страны должны это понять и принять, т. е. признать.
В перечне подразумеваемых стран агрессоры идут вперемежку с их жертвами и даже с союзниками СССР, коль скоро отдельные подразделения вермахта или СС были составлены из их граждан. (Спрашивается: а из граждан какой страны состояла Русская освободительная армия генерала Власова и другие русские коллаборантские соединения?)
В понятийном смысле девальвация и профанация понятия «геноцид» возвращает к старым советским клише об абстрактных мирных советских гражданах как жертвах немецкой агрессии, которые уничтожались якобы без различия национальной и этнической принадлежности, что не только историческая кривда, но и заурядное отрицание Холокоста. Понимания того, что фокус с заворачиванием Холокоста в холщевое ряднó пансоветизма, при наличии Государства Израиль уже больше никогда не пройдет, у адептов кампании не просматривается. Но это их не смущает, и на том же ростовском процессе прокуратура и суд пошли еще дальше, откровенно (но, кажется, безуспешно) попробовав еврейский геноцид (Холокост) «переписать» на… неких славян!
Инструментализация понятия геноцид в России, Белоруссии и Украине
Интересно сравнить геополитические особенности инструментализации понятия геноцид в трех восточнославянских странах. Между Белоруссией и Россией различие только одно, зато весьма характерное: белорусская версия геноцида распространяется, как уже сказано, на один лишь белорусский народ, под которым понимается ретроактивное множество резидентов БССР. Российская версия россиянами не ограничивается: тут вынь да положь весь советский народ, то есть население всего СССР, включая сюда и скромный белорусский, и украинский. Вот оно — имперское бремя правопреемства!
О евреях — в обоих случаях — молчок: никакого отдельного или специального геноцида для них ни в Москве, ни в Минске не выделяют. Таким образом, у уцелевшего под оккупацией, допустим, гомельского еврея на руках оказывается как бы три векселя — один настоящий (еврейский, по нему даже платили) и два липовых — белорусский и советский (по ним троллят).
Совсем по-другому все в Украине. Там признают Холокост как геноцид евреев (разновидность: этноцид евреев одной только Украины), там тоже претендуют на геноцид украинского народа, но это совсем другой геноцид, нежели тот, что порожден Второй мировой. А именно — на геноцид-Голодомор, суженный до геноцида одних этнических украинцев. «Сиротами» же безгеноцидными таким образом оставлены все нееврейские жертвы войны, в том числе и украинцы, избежавшие Голодомора.
Попытки украинского государства при Ющенко поженить Голодомор с Холокостом, объединить их в нечто если не целое, то единое или хотя бы в непротиворечиво общее понимания у еврейской общины не нашли. Впрочем, из запытанных и расстрелянных гестаповцами — на стыке 1941 и 1942 годов — исторических оуновцев оуновцы современные (не государство!) уже пытаются сформировать отдельный геноцидальный полк, агрессивно конкурирующий с памятью о расстрелянных еврееях, враждебный ей и уже воюющий с ней, в частности, на ристалище Бабьего Яра.
Сквозное и общее у трех стран — редукция Холокоста как геноцида. В Белоруссии и в России это происходит за счет его растворения в «геноцидах народов» (белорусского и советского), а в Украине — за счет конкуренции с еврейской памятью, конкуренции все более и более агрессивной, составляющей основную угрозу для завершения мемориализации. В том же Бабьем Яру оуновцы уже затвердили за собой свою дату («21 февраля», день гибели Телиги) и борются за первую скрипку и в церемониале памятований «29 сентября».
Конкуренция памятных дат
Соткав в 2020 году химеру «геноцида советского народа», в России сразу же попытались «переписать» на него и мемориализацию геноцида. Министерство просвещения РФ предложило тогда включить в «Календарь образовательных событий на 2021/22 учебный год» и начать отмечать «День единых действий в память о геноциде советского народа», что бы сие ни значило по-русски!
Сам праздник был назначен на 19 апреля — дату под указом президиума Верховного совета СССР № 160/23 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников» (1943). По иронии истории в этот же самый день — 19 апреля 1943 года (14-й день месяца нисана по еврейскому календарю) — началось героическое восстание в Варшавском гетто. Начиная с 1951 года 27 нисана — на 6-й день после Песаха и накануне Дня независимости — в Израиле отмечается Йом ха-Шоа (День памяти Катастрофы и героизма), когда по всей стране, ровно в 10 часов утра, звучит двухминутная поминальная сирена, и всякое движение на эти 120 секунд замирает.
Одновременно с включением 19 апреля в свой «Календарь» Министерство просвещения РФ логично предложило исключить из него Международный день памяти жертв Холокоста, установленный ООН и отмечаемый во всем мире, начиная с 2005 года, 27 января — в день освобождения Аушвица Красной армией. Рокировочка, как говаривал президент Ельцин! И лишь 26 января 2022 года, за сутки до памятной даты, министерство смилостивилось и включило в свой всеядный календарь оба дня, и бровью не поведя на их историческую и логическую несовместимость.
Неслучайность и даже системность отмеченной девальвации и рейдерской подмены понятия «геноцид» сомнения не оставляет. Но, спрашивается, quo vadis? — для чего все это российской власти занадобилось? Не для того же, наверное, чтобы досадить евреям и посеять в них сомнение в безупречности путинского филосемитства?!
Нет, конечно. Это составная часть программы по воображаемой реконструкции «Метавселенной СССР», задуманной еще Владимиром Мединским как главным военно-истерическим идеологом происходящих со страной имперских спазмов и колик. Это попытка припудрить гигантские человеческие потери СССР в годы войны и лавровый венок народа-победителя осенить еще и нимбом народа-жертвы.
Клише «геноцид советского народа» — еще и скрытая претензия России на представительство по липовой доверенности от украинцев, казахов и прочая на Страшном Суде. Оно же — реинкарнация «советского интернационализма», ставящего заслон как «националистическому», так и «космополитическому» масштабам Холокоста и придающего приятную округлость всей постимперской идеологии. Перенос же памятования с общемировой даты — 27 января на 19 июля — такая же попытка перемасштабирования истории — и все в том же имперском ключе.
Сакрализация новейшей российской истории в идеале сводится к одной-единственной дате — к 9 мая 1945 года. А все то героическое и катастрофическое, что к ней привело и что из нее вытекало, слишком уж пахло потом и кровью, в том числе — и отдельно — еврейской, чтобы это беречь, исследовать и запоминать.
Но никуда не деться от глубокой провинциальности такой реставрации и анахронистичности такого геополитического мышления.
Конкуренция жертв: затушевывание и размывание Холокоста на Западе
Впрочем, затушевывание и размывание Холокоста — ощутимо заметный тренд сегодня и на Западе, отдельный от его отрицания или ретуширования.
В Германии, например, дата 27 января тихой сапой открепилась от собственно евреев и распределяется теперь «по справедливости» между всеми жертвами национал-социализма. В 2023 г. традиционный час поминовения Холокоста в Бундестаге само это слово — Холокост — не зазвучало: все заседание в этот день было посвящено преследованиям в Третьем рейхе сексуальных меньшинств. Эти преследования, как и Холокост, были сегментами человеконенавистнического гитлеровского режима, но и разница между ними масштабно отчетливая. Тема эта сама по себе важна, в Германии и во всем мире она широко и успешно изучается, к ней свободно, если пожелает, может обратиться и Бундестаг, но почему и зачем именно 27 января? Разве проблематика Холокоста и нового антисемитизма в той же Германии настолько исчерпала себя? Зачем же тогда вручную заводить механизм «конкуренции» жертв?
А с недавних пор к «акционерам» этой даты стали подключать еще и чернокожих жертв немецкой колониальной политики в Африке! Страшный геноцид намо и гереро в 1904–1908 гг. — один из первых в новейшей истории этноцидов — торил тропинку и к Холокосту, но все-таки — причем здесь 27 января?
Связь становится немного понятнее, если вспомнить о наиновейшей парадигме «системного расизма», настаивающего на тотальной ответственности всех ныне живущих представителей белой расы за все ее прошлые преступления по отношению к черной расе (или, шире, к расам цветным). Золотой гроб наркомана Флойда и нелепые коленопреклонения футболистов — лишь отдельные достижения этой парадигмы. Холокост же как расизм внутри белой расы смазывает искомую картинку межрасового расизма и как бы вступает с ним в конкуренцию: нехорошо!
Но если защищающийся от арабского терроризма Израиль причислить к системным расистам, то все снова станет на свои места, и антисемитам впору переобуться в котурны борцов с неоколониализмом.
Так что крайности сходятся, и впору (хоть и не смешно) улыбнуться и одними губами, шепотом, переспросить: «Антисемиты всех стран, объединяетесь?»