Русский империализм и основные причины войны

1. Имперское сознание россиян, «русский империализм» в широком смысле, стал одним из основных объяснений войны. Имперская риторика российский официальных лиц, активное внедрение имперских практик на оккупированных территориях, формальное включение захваченных территорий Украины в состав России — проявления «русского империализма» обсуждаются как основная причина происходящего.

2. Русский империализм сам по себе не может быть фундаментальным объяснением войны, потому что имперские настроения сохранялись во многих странах, потерявших колонии, и в большинстве случаев это не выливалось в новую захватническую войну.

Ниже мы различаем латентный империализм в головах россиян — и прагматический империализм, стратегию, эксплуатирующую латентный имперализм.

3. Это не значит, что империализм не играл никакой роли. Очевидно, например, что имперская риторика играла важную роль для консолидации власти Владимира Путина. Отдельные элементы государственной власти в России — например ФСБ — устроены институционально как органы имперского контроля.

4. В последние сто лет Россия не имела никакого серьёзного интеллектуального антиимперского движения. Антиимперский манифест Солженицына «Как нам обустроить в Россию» был игнорирован (а в части антиимперскости особенно) — как раз, возможно, из-за непривычной постановки вопроса.

5. Среди крупных стран, в прошлом империй, России уникальна отсутствием антиимперских настроений. В США, например, всегда было сильна изоляционистская, антиимперская идеология. Отголоски этого явления сейчас можно видеть в публичной дискуссии — американские изоляционисты не поддерживают помощь США Украине; чтобы понимать эту позицию, надо знать, что для американских имперцев, и левых, и правых, существует только одна империя (США) и только один актор мировой политики (США).

6. Как это ни странно, архаичность имперской риторики и имперского подхода оказалось дополнительно привлекательной для путинского режима, идеологически и инструментально обращенного в прошлое и нацеленного на сохранение архаических практик.

7. Помимо имперской диалогии, ключевую роль сыграла деградация российской власти. Система дошла до такого состояния, при котором элементы, которые должны были бы исполнять роль «предохранителей», не сработали.

8. Концепция «failed state» («провалившееся государство») появилось для описания государств, в которых органы государственной власти не способны выполнять базовые функции. С одной стороны, России в 2022 году, конечно, не была провалившимся государством, потому что большинство государственных функций исполнялось. С другой стороны, органы безопасности выполняли свои функции только в каком-то новом, специальном смысле — если под безопасностью понимать сохранение у власти и комфорт небольшой группы лиц. А безопасность государства в плане экономическом и военном органы безопасности не только не охраняли, но, напротив, активно способствовали их снижению.

9. Свои функции утратили не только органы безопасности, но и другие, более важные органы государственной власти. Яркий пример — парламент, утративший роль и законодательного органа, и представительного.

10. Эволюция государственных органов к состоянию дисфункции продолжалась много лет. Общее направление этой эволюции хорошо соответствовало цели сохранения власти Путина и его окружения.

С одной стороны, есть искушение объяснять эту эволюцию — и силовых органов, и парламента, и судебной власти — целенаправленной деятельностью «бенефициаров», то есть Путина и его друзей.

С другой стороны, возможно, что причинно-следственная связь работала в другую сторону — именно нарастающая деградация государственной власти позволила конкретному лидеру, не обладающими никакими заметными личными достоинствами, захватить и укрепить единоличную власть.

11. Говоря об институциональной эволюции, нельзя забывать, что на практике деградация органов власти сопровождалась (или даже предвосхищалась) постоянной «обратной селекцией» на государственные должности. Основными критериями отбора были лояльность лидеру и связи, родственные или коррупционные, через совместное участие в бизнесе, с руководством.

К 2022 году высшее руководство России состояло из людей двух типов — либо некомпетентных и коррумпированных лоялистов как Шойгу, Патрушев, Сечин или Володин, либо бесхребетных и коррумпированных «технократов» как Лавров, Кириенко, Собянин или Мишустин.

12. Важно, что в отличие от модернизационных авторитарных режимов, путинские «технократы» отбирались по принципу политической лояльности и подконтрольности. Их экспертные навыки вместо того, чтобы каким-то образом служить России и её гражданам, использовались только для исполнения желаний Путина. История Financial Times, как Греф и Набиуллина подготовили презентацию, что война с Украиной нанесёт существенный ущерб экономики России, и побоялись показать её президенту — типичный пример. Результат деятельности этих «технократов» — такой же вред для России и её граждан, как и результаты деятельности жуликов и воров.

13. Имперский, националистический нарратив был важен для укрепления путинского режима прежде всего потому, что оправдывал милитаризацию государственных расходов и милитаризацию государственного управления.

14. В сфере государственных расходов милитаризация значительно облегчала получение прибыли за счёт близости к власти.

Во-первых, чем более милитаризована страна, тем больше средств распределяется за счёт решений на высшем уровне.

Во-вторых, военные расходы являются наименее подконтрольными для общества. В путинской России это превратилось в кормление окружения и лоялистов Путина за счёт оборонного заказа. Конечно, как это всегда бывает, помимо лоялистов значительную долю распределяемого национального богатства получают предприимчивые бизнесмены, что, в свою очередь, создаёт устойчивое «лобби ВПК», которое в России стало просто «лобби войны».

15. Имперский нарратив был выгоден Путину также и для укрепления его собственной власти. Мобилизованная страна с большей готовностью соглашается со снижением роли парламентов, от муниципальных до национальных, с расширением полномочий органов безопасности, с ограничением личных свобод и т. п. Историк Коткин в первом томе биографии Сталина — фактически, в истории русской революции столетней давности, — показывает, как Сталин и его соратники блестяще пользовались изоляционистскими нарративами для укрепления собственной власти. После смерти Сталина эту же стратегию использовали, пусть и не так жестоко, следующие руководители СССР.

16. Стратегия изоляционизма включает два элемента.

Во-первых, активную и конфронтационную политику по отношению к соседям и крупным мировым державам.

Во-вторых, использование этой конфронтации для поддержания власти внутри страны — граждане должны всё время чувствовать, что страна находится под угрозой, и соответственно, не ставить вопрос о смене руководства. Чтобы воспользоваться догматом «коней на переправе не меняют», текущее руководство пытается создать ощущение, что каждый момент времени, год за годом, является «моментом переправы». Международная изоляция, результат агрессивной и даже авантюрной внешней политики, становится инструментом внутриполитической стратегии удержания власти.

17. Надо понимать, что идея несменяемости власти сама по себе архаическая и неэффективная. В современном (последние 100 лет) мире практически все эпизоды «провалов стран», экономических, внешнеполитических и т. п., связаны с затянувшимся пребыванием у власти того или иного лидера. Идея оппозиции, находящейся в остром конфликте с текущим руководством и имеющей реальный шанс получить власть, — это идея примерно 250-летней давности. В последние десятилетия она практически реализована в десятках стран. Тот факт, что российские граждане на протяжении трёх десятков лет с распада СССР проявляли минимальный интерес к защите «права на выбор» — и свидетельство отсталости, и важная причина деградации государственной власти при Путине.

18. Так или иначе, империализм Путина, помимо своих исторических корней, с самого начала служит и политической прагматике. Постоянно угрожая соседям, когда-то входившим в СССР, и хотя бы риторически, другим крупным странам, Россия постоянно поддерживала в своих гражданах страх. Этот страх заставлял молчаливо соглашаться с милитаризацией общества, расширением полномочий органов безопасности и коррупцией путинского окружения.

19. Взять, предельно упрощенно, конкретный пример. Участие России в гражданской войне в Сирии не принесло гражданам России ничего, кроме потерь. Прямых потерь из-за денег, израсходованных на интервенцию. Непрямых потерь, потому что это уменьшило привлекательность России как международного партнёра. Однако эта операция была выгодна ВПК и, через усиление международной изоляции, укрепляла власть Путина.

20. Надо понимать, что изоляционизм в части экономики — самоубийственная стратегия. Отказ от полноценного участия в международной торговле — одна из основных причин экономической катастрофы СССР. Быстрый рост благосостояния с конца спада в 1990-х и в начале 2000-х был бы абсолютно невозможен без международной торговли и постоянного заимствования технологий. То, что пятнадцать лет назад быстрый рост сменился долгой стагнацией — отчасти результат изоляционистской политики (выгодной Путину, как мы видели, по внутриполитическим причинам).

21. Таким образом, исторический русским империализм дал путинскому режиму две вещи.

Во-первых, почву и идеологические схемы для формирования нарративов, при которых построение режима личной власти Путина и обогащения бенефициаров его режима оказывалось нужным для исполнения «исторической миссии России».

Во-вторых, институциональное наследие советской империи – например, опыт и практики навязывания русского языка и специальной версии русской истории, которые были готовы к применению на оккупированных территориях.

И то, и другое оказалось чрезвычайно удобными инструментами для удержания власти.

22. Но свести нападение на Украину к имперскому наследству, традициям, институтам и нарративам – не получится. Империализм как средство укрепления власти мог бы хорошо объяснять успешную войну. Однако война с Украиной — это война, за которую Россия заплатит огромную цену независимо от того, где пройдёт послевоенная граница. Гарантированы огромные (в сотни миллиардов долларов прямые потери) и ещё большие, в десятилетия развития, косвенные потери.

23. Отдельный вопрос — и это, конечно, будет предметом споров для историков на протяжении десятилетий — насколько предсказуемы были огромные потери России. Но если они были предсказуемы, то симбиоз деградации государственной власти при Путине и милитаризация, дошедшая до реальной войны, объясняет, как принимаются заведомо неправильные решения.

24. Потери понесли не только граждане России (не говоря уже об украинцах), но и «российская элита». Члены кабинета, парламента, руководство госкомпаний и квазичастных компаний и т. п. вынуждены смириться с издержками, связанными с зарубежными владениями, возможностями поездок за рубеж в будущем и т. п. В большинстве случаев речь не идёт о полной потере активов; тем не менее, издержки весьма существенные. Система, в которой принимаются решения, не выгодные никому, кроме очень узкой группы населения, — это редкость.

25. Понятно, что когда мы говорим «выгодно» или «выбрал стратегию» про какого-то актора, то мы не имеем в виду, что актор реально делал выбор. Это аналитическое упрощение. Какие-то одноклеточные жулики в путинском окружении не стояли перед выбором — «поддерживаем милитаристскую риторику Путина, потому что это поможет нам обогатиться на военных заказах» или «не поддерживаем». Но именно их конкретные действия хорошо соответствуют чисто умозрительным предположениям, что они являются стратегическими субъектами.

26. Сложившаяся в России система власти оставляет мало надежд на прекращение войны без распада путинского режима.

Во-первых, система настолько завязана на Путина, что если он умрёт или будет отстранен от власти, это приведёт к большим изменениям в краткосрочной перспективе.

Во-вторых, деинституционализация привела к тому, что сам Путин фактически не может заключить никакого «компромиссного» мира — до вывода войск с украинской территории, то есть полного поражения России в войне, ему никто не будет верить.

(Это «не будет верить» — институциональное свойство, а не характеристика лидера.)