19 ноября 1942 года немецкий университетский профессор, правовед и военный юрист Эрих Швинге (1903–1994), писал с фронта коллеге-камераду Эрику Вольфу (1902–1977) — из Полтавы в Вену:
В Ровно до начала войны было 50 тысяч жителей, из них половина евреи. Из евреев не осталось ни одного, их всех «переселили» (как это принято там говорить), в том числе 17 000 за три дня в ноябре 1941 года и 4000 14 июля этого года. Коллеги могли бы добавить много впечатляющих деталей. Эту войну нам нельзя проигрывать, а то будет худо! Восточнее [Ровно] я вообще не видел ни одного еврея, они исчезли все до одного, а ведь в Киеве их должно было быть 100 000! (Die Verfolgung und Ermordung, 2011. S. 541. Со ссылкой на: Universitätsarchiv Freiburg. C 130/177.)
Все понятно, не правда ли? Сталинград еще впереди, но юристический нос уже чует, мур-мур, чем это все мяукнуться может…
«Войну нам нельзя проигрывать!»
Вспоминается и крайнее раздражение фельдмаршала фон Рейхенау, начертавшего на служебной записке подполковника Гросскурта от 21 августа 1941 года: «Лучше бы этой записке вовсе не появляться»! Чем же так прогневал командующего 6-й армией Гросскурт, первый офицер штаба его 295-й пехотной дивизии?
А вот чем. В городе Белая Церковь, где в середине августа 1941 года квартировала 295-я дивизия, находилась тогда же и зондеркоманда СД 4а под руководством штандартенфюрера Пауля Блобеля — та самая и того самого, что через месяц с небольшим проявят себя в Бабьем Яру. Зондеркоманда занималась своим прямым и привычным делом — расстреливала в леске за городом местных евреев, всего около трех тысяч человек. Помощников у них тут было поменьше, чем будет в Киеве, так что расстрелы заняли два или три дня.
А детей тогда еще полагалось расстреливать отдельно от родителей, после них. И около 90 еврейских детишек в возрасте от нескольких месяцев до шести-семи лет задержались в этом мире и оказались в одном из зданий в центре города, под охраной украинских полицейских.
Чтобы не тратить продукты зря, их как минимум сутки не кормили и не поили. Отвечать на такое обхождение мальцы умели только одним — неумолкаемым плачем и ором. Поблизости квартировал и вермахт, офицеры и солдаты не могли из-за этого заснуть, но хуже всего было тем, кто пошел выяснить источник безобразия: как только они попадали в те две комнаты, где находились дети, их ушам, глазам и носам открывалась картина столь безобразная, что уже точно было не заснуть
Военнослужащие сообщили об этом капелланам своей дивизии, и оба, и католический, и евангелический, посетив эти комнаты, рапортовали об увиденном в свой штаб, Гросскурту. В сущности, это были письма-протесты, но не против убийства всех взрослых евреев Белой Церкви и не против бесчеловечного содержания их детей накануне их неизбежного расстрела, а против того, что несчастные немецкие солдаты или не могут заснуть, или приходят на все это посмотреть и уходят взволнованные, взбудораженные, и это нехорошо для их психического состояния.
Тогда эти еврейские ясли посетил и Гросскурт и тоже возмутился: в частности, тем, что охрана украинская. Приказав отменить расстрел до особого распоряжения командующего армией, он, соблюдая субординацию, направил тому — через начальника штаба Группы армии «Юг» фон Зодерстерна — свою записку.
Результатом этого демарша стала отсрочка расстрела детей на один день и раздраженная резолюция фельдмаршала, которого особенно возмутила у подполковника одна фраза:
В данном случае в отношении женщин и детей [нами] были приняты меры, ничем не отличающиеся от зверств, осуществляемых противником и о которых постоянно информируются наши войска.
Фон Рейхенау назвал эту оценку «неправильной, неприемлемой и крайне дерзкой». Ну и дальше — о том, что лучше было бы эту записку не писать. (Großcurth H. Tagebücher eines Abwehroffiziers. 1938–1940. Stuttgart, 1970. S. 534–541.)
Аушвиц — столица Холокоста
Верхнесилезский городок Аушвиц (по-польски Освенцим) — признанная всем миром столица Холокоста. Это здесь был изобретен и поставлен на поток самый технологичный — конвейерно-химический — способ массового убийства. Аушвиц — маркер «Холокоста от газа», т. е. комбинации из «долгих» гетто, «длинных» депортаций, штучных (всего-то шесть-семь!) лагерей смерти, селекций на их рампе и связки «газовая камера — „Циклон Б“ — крематорий».
Это, конечно, принципиально другой уровень технологичности и эффективности убийства людей, обеспеченный не только конструктивным совершенством газовых камер и многомуфельных крематориев, но и принципом подвоза жертв к палачам, а не палачей к жертвам, как это имело место на оккупированных просторах СССР при тамошнем «Холокосте от пуль». На протяжении почти трех лет в Аушвиц, как в воронку, засасывало евреев со всей Европы — от французского Гюрса в Пиренеях до белорусского Минска и от норвежского Тронхейма до греческого Ираклиона. Лицевой счет жертв у Аушвица — крупнейший во всем Холокосте: 1,1 миллиона трупов, из них почти миллион — еврейские!
Когда 25–27 января 1945 года Красная Армия освобождала Аушвиц и его лаготделения, живыми оставались лишь несколько тысяч голодных и замерзающих доходяг. Так что все метафоры, которыми наградила это место послевоенная молва — «фабрика смерти», »anus mundi» («задница Земли»), «столица Холокоста» — Аушвицу по чину.
Как по чину ему и то, чтобы именно 27 января было признано особенной, сакральной датой. Начиная с 1996 года, она фигурировала в Германии как День памяти жертв национал-социализма, а в 2005 году была объявлена международным Днем памяти жертв Холокоста, причем в том же году к памятованиям присоединилась и Россия (Путин тогда еще клеймил антисемитизм и выступал в Кракове и в заснеженном Освенциме).
Еврейский героизм
Гитлеровская установка на ликвидацию всего европейского еврейства имела следствием одну странную деформацию сущности героического применительно к евреям как жертвенному объекту политики Холокоста. Еврейский героизм в годы Второй мировой — особенный: подвигом становилось не только сопротивление субъекту Холокоста, но и самое элементарное выживание. Эта экзистенциональная битва шла на всех уровнях соприкосновения с врагом — в каждом гетто, в каждом эшелоне с депортируемыми, в каждом лагере смерти, в каждом партизанском отряде, где командовали или просто находились евреи. Честь и слава десяткам тысяч «Праведников мира» (на 1 января 2022 г. «Яд ва-Шем» признал таковыми 28217 человек из 51 страны мира), то есть тем неевреям, которые так или иначе спасали и спасли от немцев и от «своих» сотню-другую тысяч евреев. В этом контексте даже эвакуация значительной части евреев в советский тыл вполне может быть воспринята как одна из важнейших операций в этой битве народов.
Но и в плане физического сопротивления евреям есть что предъявить миру и чем гордиться: восстания в лагерях смерти — Собиборе, Треблинке и Аушвице-Биркенау, восстания в гетто — Белостокском, Варшавском, Новогрудковском, еврейские партизанские отряды (братьев Бельских и другие, все в Белоруссии), уникальный «Марш жизни» двухсот долгиновских евреев, выведенных русским партизаном Николаем Киселевым с оккупированной врагом территории через Суражские ворота к своим —за линию фронта. (Герасимова И., Марш жизни. Как спасали долгиновских евреев. М.: АСТ — Corpus, 2016. 352 с.)
Нюрнбергский трибунал
Международный военный трибунал над главными военными преступниками (МВТ) заседал в Нюрнберге около 10 месяцев — с 30 ноября 1945 года по 1 октября 1946-го. Это был во множестве отношений юридически новаторский — буквально революционный — процесс. Решение о его проведении было принято на Московской конференции 1943 года министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, поручившей Европейской консультативной комиссии разработать ее устав. Им стал так называемый «Лондонский устав» — приложение к «Соглашению об уголовном преследовании и наказании главных военных преступников держав Оси», принятый на Лондонской конференции 8 августа 1945 года — с участием уже Китая и Франции, великодушно принятых в победители. Он установил правила и процедуры проведения МВТ, применить каковые на практике предстояло уже через четыре без малого месяца.
Краеугольным камнем судопроизводства на МВТ стал так называемый «Пакт Бриана — Келлога» (по именам инициаторов — министра иностранных дел Франции Аристида Бриана и госсекретаря США Фрэнка Биллингса Келлога; идея договора об отказе от войны в качестве орудия национальной политики была подсказана Бриану американским антивоенным активистом Джеймсом Т. Шотвеллом), или «Парижский пакт», — договор об отказе от войны в качестве инструмента внешней политики стран. Он был подписан в Париже 27 августа 1928 года представителями 15 государств, к которым позже присоединились еще 48 стран, в том числе и СССР (уже 6 сентября 1928 года). Формально договор вступил в силу уже 24 июля 1929 года. За его подготовку госсекретарю США Келлогу была присуждена Нобелевская премия мира 1929 года. (Бриан получил аналогичную премию еще в 1926 году за Локарнские договоры.)
До его принятия война считалась приемлемым средством внешней политики. Пакт же объявлял неспровоцированное нападение на другую страну преступлением. Отчасти поэтому переименование войны в что-нибудь еще, например, в «контртеррористическую операцию», в «операцию по принуждению к миру» или «специальную военную операцию» — не только внутриполитическая уловка для уклонения от нежелательных конституционных последствий режима войны, но и способ избежать в будущем ответственности за развязывание войны.
Этот же принцип лег в дальнейшем в основу Устава ООН, признающего право стран на самооборону, — право, которым 7 октября 2023 года воспользовался Израиль, объявивший «Хамасу» именно что войну. Самооборона может быть и коллективной. По уставу ООН, государства имеют право помогать жертвам агрессии или налагать санкции на агрессора, и это не будет нарушением их нейтрального статуса.
Считалось, что заключение «Пакта Бриана — Келлога» — первый шаг на пути создания системы коллективной безопасности в Европе. Он стал одним из правовых оснований на МВТ, на котором руководителям нацистской Германии было предъявлено обвинение в нарушении этого пакта.
Подчеркнем: не Германии как государству, а ее руководителям! При обвинении в военных преступлениях занятие государственной должности уже не давало иммунитета. Персонализация ответственности за государственные преступления — еще одна из важнейших новаций МВТ!
Революционным был и принцип универсальной юрисдикции. Когда б не Нюрнберг, национальные суды не могли бы осуществлять преследование за преступления, нарушающие нормы международного права. Подсудными МВТ были признаны «преступления против мира», «военные преступления» и — совершенно новый состав! — «преступления против человечности».
В числе последних в Нюрнберге фактически фигурировал и Холокост, но конкретные преступления против евреев упоминались в Нюрнберге относительно редко и главное — несистемно. Фигурировали документы о Бабьем Яре, некоторые документы айнзатцгрупп (в частности, группы D, которой командовал Отто Олендорф, и сам допрошенный на МВТ), и так называемый «Отчет Штропа», задокументировавший ликвидацию восстания в Варшавском гетто весной 1943 года. Много было сказано и об Аушвице-Биркенау: в том числе весьма откровенные показания Рудольфа Хёсса, его последнего коменданта, а также некоторых его узников, например Мари-Клод Вайян-Кутюрье.
Геноцид как историческое понятие, как юридическая категория и как юридический состав в Нюрнберге еще не фигурировал, он будет введен в оборот несколько позже, в 1948 году.
Вокруг 27 января: девальвация геноцида
Надо сказать, что у «27 января» как у Дня памяти жертв Холокоста возникла двойная — и двойственная — конкуренция с датой «19 апреля».
Соткав в 2020 году химеру «геноцида советского народа», в России сразу же попытались «переписать» на него и мемориализацию геноцида. Министерство просвещения РФ предложило тогда включить в «Календарь образовательных событий на 2021/22 учебный год» и начать отмечать «День единых действий в память о геноциде советского народа», что бы сие ни значило по-русски!
Сам праздник был назначен на 19 апреля — дату под указом президиума Верховного совета СССР № 160/23 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников» (1943).
По иронии истории в этот же самый день — 19 апреля 1943 года (14-й день месяца нисана по еврейскому календарю) — началось героическое восстание в Варшавском гетто. Начиная с 1951 года 27 нисана — на 6-й день после Пейсаха и накануне Дня независимости — в Израиле отмечается Йом ха-Шоа (День памяти Катастрофы и героизма), когда по всей стране, ровно в 10 часов утра, звучит двухминутная поминальная сирена, и всякое движение на эти 120 секунд замирает.
Одновременно с включением 19 апреля в свой календарь Министерство просвещения РФ логично предложило исключить из него международный день памяти жертв Холокоста, установленный ООН и отмечаемый во всем мире с 2005 года. И лишь 26 января 2022 года, за сутки до самой памятной даты, министерство включило в свой всеядный календарь оба дня, несмотря на их историческую и логическую несовместимость.
На самом же деле сакрализация новейшей российской истории сводится к одной-единственной и совершенно другой дате — 9 мая 1945 года. А все то, что было до или после нее, что к ней привело и что из нее вытекло, не так уж и важно, как бы сильно оно ни пропахло потом и не пропиталось кровью, в том числе и в особенности еврейской.
Размывание Холокоста на Западе
Затушевывание и размывание Холокоста — ощутимо заметный тренд сегодня и на Западе, отдельный от его отрицания или ретуширования. В Германии, например, дата 27 января тихой сапой открепилась от собственно евреев и вернулась к ситуации конца XX века, когда она относилась не к одним евреям, а ко всем жертвам национал-социализма. В 2023 году, в традиционный час поминовения Холокоста в Бундестаге, само слово Холокост ни разу не зазвучало, а все заседание в этот день было посвящено преследованиям в Третьем рейхе гомосексуалистов.
С недавних пор к «акционерам» этой даты стали подключать еще и чернокожих жертв немецкой колониальной политики в Африке! Страшный геноцид намо и гереро в 1904–1908 гг. — один из первых в новейшей истории этноцидов, — конечно же, торил тропинку и к Холокосту, но все-таки — причем здесь 27 января?
Связь становится понятнее, если вспомнить о наиновейшей парадигме «системного расизма», настаивающего на тотальной ответственности всех ныне живущих представителей белой расы за все ее прошлые и, возможно, будущие преступления по отношению к расе черной (или, шире, к расам цветным, небелым). Золотой гроб наркомана Флойда и навязанные не спрошенным футболистам нелепые коленопреклонения перед игрой — единичные, хотя и яркие достижения. Холокост же как расизм внутри белой расы смазывал искомую картинку межрасового расизма и как бы вступал с ним в непрошенную и, главное, убийственную для него конкуренцию!
Нехорошо со стороны Холокоста!
Ну, а если закрыть глаза на арабский террор, сполна раскрывшийся именно сейчас, в «Хамасе», а защищающийся от арабского терроризма Израиль причислить к системным расистам, то все тогда снова встанет на свои места, и антисемитам остается только довооружиться еще одной парадигмой — парадигмой гарвардского постмодерна с его фразочками типа: Depends on context («Зависит от контекста»). И, слезши с котурн борцов с неоколониализмом, вдеть ступни в окровавленные сандалии хамасовцев.
То, что именно «Хамас» возродил чудовищные практики, как бы синтезирующие прохолокостную волю Гитлера с погромным энтузиазмом садистов Талаат-Паши и Петлюры, говорит о том, как опасно заигрывать и как бессмысленно уповать на ratio режимов, на знамени которых желтой ненавистью процарапано: подкараулить и убить еврея, растереть его в пепельный порошок, утопить его хоть в реке, хоть в море, убить его еще и еще, но парочку забрать в заложники для собственной подстраховки!
Отчетливо увидев на Западе, в той же Германии, гедонистическую слабину декаданса, прохамасовские демонстранты понесли на своих плакатах и такой, продуманно ядовитый для Германии, тезис: «Германия, отряхни с себя вину!».
А совершенной делает всю картину Международный уголовный суд, разбирающий обвинение в геноциде, но не «Хамаса», а атакованного им Израиля.
